Гонор и шпаги

Французскую Фронду одни авторы пытались рассматривать с позиций «классовой борьбы», другие — религиозной, третьи — борьбы сторонников войны и мира. И все это не выдерживало критики. Потому что, как показали современные французские историки, это была вообще борьба не идей, а амбиций. Амбиций принцев, дворянской вольницы, парламентариев. То есть сил разнородных, заведомо не способных договориться между собой. А сходных лишь в одном — в оппозиции центральной власти. У принцев щедрые подачки королевы только разожгли аппетиты. А Конде, выступив опорой власти, совершенно обнаглел, счел себя первым лицом в государстве. Мазарини, кстати, и свой карман не забывал, приписывал себе богатые аббатства, губернаторства, пристраивал многочисленную итальянскую родню. Но когда решил выдать одну из племянниц-«мазаринеток», Лауру Манчини, за внебрачного внука Генриха IV де Менкера, Конде учинил скандал. Объявил, что не допустит союза «отпрыска короля и простолюдинки». Саму же попытку брака квалифицировал как «фамильное оскорбление», нанесенное ему лично, и потребовал за это денежных «милостей» и несколько городов в Нормандии. Королеву Конде тоже достал. Подослал к ней своего капитана Жерзе, чтобы тот объяснился ей в любви. Анна высмеяла и прогнала нахала. Но Конде и это объявил личным оскорблением с намеком на материальную «компенсацию». И сговаривался с другими принцами, угрожая бунтом.

Тогда и королева пустилась в интриги. Поскольку принцы и между собой враждовали, Анна через свою наперсницу де Шеврез сговорилась с Гонди и Гастоном Орлеанским. Они охотно пошли на контакт, рассчитывая хапнуть дополнительные выгоды. Королева и Мазарини понадеялись, что обрели достаточную опору, и арестовали смутьянов — Конде, Конти и Лонгвилля. Это вызвало бурный восторг у парижан. Но знать восприняла арест как наступление на свои «свободы», и забурлило по всей стране. Аристократы собирали отряды, Тюренн со своей армией перешел на сторону испанцев. А в награду за «верность» пост главнокомандующего на северном фронте пришлось дать Гастону Орлеанскому. Его сразу разбили, и в августе 1650 г. испанцы и сторонники Конде подступили к Парижу. Франция была в панике, противники разграбили окрестности столицы — но таким образом сами себя оставили без источников снабжения и вынуждены были уйти обратно.

Правительство попыталось использовать для усмирения авторитет короля — как водилось во Франции, многие города и дворяне отказывались выступать персонально против монарха. Весь двор снялся с места и с теми войсками, которые удалось собрать, поехал по стране. В Руан, потом в Бургундию, в Аквитанию, Бордо. Там, куда прибывал король, действительно удавалось достичь согласия, но едва он уезжал, волнения возобновлялись. И двор вернулся в Париж, по сути ничего не добившись. Бунтовали Гиень, Ангумуа, Перигор, собирали отряды фрондеров Буйонн, Латремуй, Ларошфуко, Ленэ. А аристократы, сохранившие «верность» Анне, откровенно ее шантажировали, вымогая пожалования. Гонди пришлось дать ряд аббатств и сан кардинала, Нуармутье — г. Аррас, принцам Вандомским — адмиралтейство. Единственную удачу обеспечили королевские полки Дюплесси-Пралена на восточном фронте. Они нанесли поражение Тюренну и испанцам, и мятежный маршал одумался. Оставив армию, приехал на переговоры, и Мазарини снова его перекупил.

Кромвель в это же время подавлял своих противников куда жестче и решительнее. Утопив в крови Ирландию, он с корпусами Ламберта и Флитвуда обрушился на Шотландию. В сентябре 1650 г. в Данбаре они внезапно атаковали втрое превосходящую армию шотландцев и роялистов под командованием Лесли и разбили, противник потерял 4 тыс. убитыми. В британской литературе нередко округло указывается, будто с протестантами-шотландцами Кромвель обходился более гуманно, чем с ирландцами. Ну что ж, в нашем мире все относительно. В этом смысле можно и впрямь сказать, что английские солдаты в Шотландии вели себя «более гуманно». Потому что убивали не всех подчистую, а только взрослых мужчин. А мальчикам от 6 до 16 лет «всего лишь» рубили правую руку, чтобы не были мстителями за отцов. И женщин тоже не убивали. Захватив шотландок, кромвелевцы «всего лишь» отрезали или выжигали им груди — чтобы не рожали новых мстителей.

А вот в военном деле Кромвель опять показал себя не блестяще, потерпел ряд поражений. Из-за этого планы «блицкрига» сорвались, и война приняла затяжной характер. Зимой обе стороны несли куда большие потери не от боев, а от холодов и болезней. Перелом обеспечил Ламберт. Одержал победы под Гамильтоном и Инвенкейтингом. Лесли попытался прорваться на юг, в Англию, но корпуса Кромвеля, Ламберта и Харрисона соединились, вынудили противника дать сражение и окончательно разгромили при Ворчестере. Шотландцы вступили в переговоры и покорились. Карл II бежал во Францию. Его приближенные и военачальники, попавшие в руки врагов, были повешены.

Франция же скатывалась в хаос. Пользуясь общим раздраем, снова принялся качать права Парижский парламент. Требовал «свобод», удаления Мазарини, расследования «злоупотреблений». На сторону парламента переметнулись Гастон Орлеанский и Гонди, понадеявшись таким способом добиться большего, чем от королевы. Гонди стал настоящим хозяином Парижа — он содержал целую свору куплетистов, готовых опорочить любого, завел штат платных подстрекателей, способных в любой момент поднять сотни воров и грабителей из городских трущоб. А парламент, получив высокопоставленных лидеров, в 1651 г. вообще сорвался с цепи. И учинил переворот. Провозгласил Гастона наместником престола и главнокомандующим, войскам предписывалось повиноваться только ему. Чтобы завоевать симпатии дворян, Гастон и Гонди потребовали освобождения Конде, Конти и Лонгвилля (арестованных прй их активном участии). А чтобы королева не сбежала из-под контроля, как в прошлый раз, мятежники блокировали Пале-Рояль.

Анна с сыном и кардиналом и впрямь тайно готовились к отъезду, но удрать успел только Мазарини. Королеве и Людовику пришлось пережить жуткие часы — чернь ворвалась во дворец проверить, на месте ли монарх. Короля, уже одетого для бегства, уложили в постель под одеяло, объявили, что он спит, и простолюдины с великим почтением долгой вереницей шли мимо на цыпочках, любуясь на «почивающего» юношу. А тем временем у дворца шел митинг и народ орал, что Анну надо бы отвезти на Гревскую площадь и оттяпать голову. Но лидеры сумели удержать толпу от крайностей. Для них было выгоднее сохранить королеву живой, но полностью зависимой от себя. И в ходе переговоров ей пришлось соглашаться на все требования. Впрочем, она считала себя вправе обещать что угодно — Людовику скоро исполнялось 14, а после совершеннолетия он вовсе не обязан был соблюдать договоренности матери.

А сбежавший Мазарини заехал в загородный замок, где содержались арестованные принцы, сам освободил их и не преминул извиниться, свалив их заключение на Гастона и Гонди. После чего кардинал обосновался в замке Брюле и установил связь с королевой, надеясь на скорое изменение ситуации. Его прогнозы вполне оправдались. Прибытие в столицу Конде, Конти и Лонгвилля легкомысленные парижане приветствовали столь же бурным восторгом, как и их арест. Но все немедленно перессорились — принцы, дворяне, парламент. Конде был возмущен тем, что пост главнокомандующего достался Гастону, Гонди напоминал парижанам, как Конде их подавлял. А королева играла на этом и по подсказкам Мазарини лавировала между группировками.

Смуты охватили в это время и «благополучную» Голландию. Здесь усилилось противостояние между оранжистами и олигархами. Конфликт усугубился отношением к событиям в Англии. Оранжисты поддерживали Карла II и роялистов — для дворян это было вопросом чести. А олигархи делали ставку на индепендентов. Сочли, что власть радикалов усугубит британский развал. И сперва это было действительно так, чем и пользовались голландцы, беспардонно вытесняя англичан с рынков, прижимая в колониях, захватывая их корабли. Но и внутри Голландии политические ссоры дошли до того, что штатгальтер Вильгельм II Оранский предпринял попытку вооруженного переворота. Имел частный успех, но народ, которому драки в верхах были безразличны, его не поддержал. А работодатели-олигархи запугали зависимые от них массы «диктатурой», и Вильгельму пришлось идти на компромисс с тузами и банкирами. Хотя как раз их всевластие было для простонародья сущим бедствием. Из-за мизерной зарплаты и роста цен люди не выдерживали, и в 1651 г. произошли восстания мануфактурных рабочих в Бриле и Мидельбурге.