Москва отреагировала весьма решительно — терскому воеводе был послан приказ привести войска в боевую готовность и выступить при первой необходимости. На Терек пошли полки из Астрахани и Среднего Поволжья. А шаху был предъявлен ультиматум — немедленно очистить Дагестан. Аббас понял, что воцарение Алексея не вызвало шатости и ослабления в России, увел войско и отказался от своих проектов. Это чрезвычайно подняло авторитет нового государя. Ему присягнули на верность Тарковский шахмал Суркай, Аварский хан, Эндереевский князь и зависимые от них правители чеченцев, присягнули кумыцкие князья, в Большой Кабарде — мурзы Алегуко и Ходжуко Казиевы, в Малой — князья Шолоховы, Мударовы, Ахлововы, присягнула Анзорова Кабарда, мурза Ларе Салтан в Дарьяльском ущелье, присягнули абазины. И даже поставленный персами Кайтагский уцмий Амир-хан Султан, струсив, заверял терского воеводу, что готов быть «под его царскою и шах Аббасова величества рукою в опчем холопстве», а ежели шах не будет против, то и в царском «неотступном холопстве».
Крымцы тоже не прекратили попыток испытать на прочность русские рубежи. В декабре стало известно, что к границам со значительными силами приближаются царевичи Калга и Нуреддин. Большим воеводой (главнокомандующим) в Тулу был назначен Алексей Трубецкой — с задачей встретить и отразить врага. Он опять показал прекрасные полководческие качества, сумел быстро собрать войска и сосредоточить их на нужных направлениях. И татары, узнав об этом, на рожон не полезли. Ушли прочь.
Новое правительство продолжило курс по закреплению на Юге. В 1646 г. Алексей Михайлович издал указ, разрешавший вольным людям всех сословий уходить на Дон. Причем царь, как и его отец, считался с казачьими традициями, не вмешивался в самоуправление Войска Донского и сохранил юрисдикцию «войскового права». Признал даже закон «с Дона выдачи нет». Впоследствии эмигрант Котошихин писал: «А люди и крестьяне, быв на Дону хоть одну неделю или месяц, а случится им с чем-нибудь в Москву отъехать, и до них впредь дела не бывает никому, потому что Доном от всех бед освобождаются». Но считать, что казачество множилось за счет беглых, глубоко неверно. Они могли селиться на Дону, и только. А казаками становились лишь те, кого принимало Войско — кто хорошо проявил себя, отличился в боях, стал своим в казачьей среде. На Дону увеличивались и контингенты царских войск. В дополнение к отрядам Кондырева и Красникова в Астрахани стал собирать ратников князь Семен Пожарский, а по городам южной окраины — стольник Григорий Ромодановский.
Но правительство дало понять, что ограничиваться пассивной обороной больше не намерено. В Стамбул было отправлено посольство, и когда великий визирь попытался очередной раз предъявить требование изгнать казаков с Дона, ему было твердо заявлено, что о том и речи быть не может. А вот с Крымом Москва поддерживает отношения только благодаря «дружбе» с султаном, и на все враждебные вылазки татар будет отныне отвечать тем же. Слова были подкреплены силой — началась подготовка похода на Крым. В 1646 г. Трубецкой получил назначение не только «большим», а еще и «дворцовым» воеводой, под его начало передавался личный царский полк. И государь приказал «быть в сходе» в Туле как поместному ополчению, так и отборным войскам — стрелецким частям, служилым иноземцам, «и драгуном, и солдатом». На созданной еще при Филарете судоверфи в Воронеже пошло строительство казачьих стругов.
Турки об этом узнали от пленного казака, под пыткой он сказал, что в Черкасске готовится 300 стругов и в Воронеже 500. Конечно, он запугивал своих мучителей. Струг брал на борт 50–70 человек, и 800 судов должны были бы везти как минимум 40-тысячную десантную армию. Что являлось явным преувеличением — во всем Войске Донском насчитывалось 15–20 тыс. воинов. Но на турок подобное известие подействовало ошеломляюще. Великий визирь взбеленился. Велел посадить русских послов в Семибашенный замок и кричал на них, что если хоть сколько-нибудь казаков выйдет в набег, «сожгу вас в пепел, и если хотите живыми быть, посылайте гонцов». Однако положение самой Порты было сложным. Война за Крит оказалась не столь легкой, как казалось. И ссора с Россией была для Стамбула совершенно некстати. Впрочем, и Москва не желала войны. На самом-то деле поход на Крым, защищенный безводными степями и мощными укреплениями Перекопа, был чрезвычайно трудным предприятием. Поэтому подготовка была, скорее, масштабной демонстрацией. И своей цели она достигла, турки пошли на компромисс. Царь отменил поход, а Порте пришлось признать включение казачьего Дона в состав России и приказать хану прекратить провокации.
Не прерывались и контакты России с другими державами. Посольства с объявлением о восшествии на трон Алексея Михайловича поехали в Англию, Голландию, Данию, Швецию, Польшу, к германскому императору Фердинанду III. Но кроме государств, с которыми у русских уже сложились традиционные связи, была предпринята попытка установить дипломатические отношения с Индией. Торговля с ней велась уже давно. Индийские купцы добирались до нашей страны через Бухару, имели свои подворья в Москве, Казани, Нижнем Новгороде, а в Астрахани им разрешили построить особый квартал с жилыми домами, складами, даже с действующим храмом Вишну. На Руси их называли «агрыжане» — от Агры, столицы империи Великих Моголов. И в 1646 г. к властителю этой империи Шах-Джахану было отправлено посольство во главе с Никитой Сыроежкиным. Хотя добралось оно только до Ирана. Аббас II находился с Шах-Джаханом в состоянии войны, да и отпор в Дагестане не забыл. Возможно, опасался, что русские могут сговориться с его врагом, и не пропустил посольство через свою территорию.
Еще одна дипломатическая миссия, дьяка Анисима Грибова, поехала в Центральную Азию. Посетила Джунгарскую державу, была принята при дворе хунтайджи Батура. Калмыки к тому времени потерпели серьезное поражение в Средней Азии, а с востока у них вырисовывался новый грозный враг — маньчжурская империя Цин. Батур понимал, что рано или поздно столкновение с ней неизбежно, поэтому охотно откликнулся на предложение России о нормализации отношений. Ему была передана грамота Алексея Михайловича на право беспошлинной торговли в городах Сибири, в Томске калмыцким купцам выделялось специальное место, а через Астрахань им разрешалось пригонять лошадей для продажи в Москву.
Правда, западная ветвь калмыков, ушедшая в Волго-Уральские степи, вместе с ногаями и башкирами по-прежнему досаждала России набегами. Но система защиты от кочевников с помощью засечных черт уже показала высокую эффективность. И правительство приняло решение таким же образом прикрыться с востока. Для этого на р. Барыш была заложена крепость Корсунь, а на Волге — Симбирск. Они стали базовыми пунктами для строительства Корсунь-Симбирской линии протяженностью 165 верст. В лесистых местах она представляла собой сплошную засеку, непроходимую для конницы, а на открытом пространстве — ров и десятиметровый вал с частоколом. Через каждые 20–30 верст ставились острожки для дежурных подразделений, а в районе Тамбова Корсунь-Симбирская черта смыкалась с Белгородской. Таким образом все густонаселенные районы Центральной России оказались опоясаны единой системой укреплений.
Москва Златоглавая
Как же выглядела наша столица во времена Алексея Михайловича? Венгерский путешественник Эрколе Зани писал: «Я удивлен громадностью города. Он превосходит любой из европейских или азиатских. Благодаря этому пешком ходить невозможно, и надо ездить… Для этого при почти каждой улице стоят наготове извозчики с санями и повозками. В нем живет несчетное множество народа — иные насчитывают миллион, а иные, более сведущие, более 700 тысяч. Без сомнения, он втрое больше виденных мною Парижа и Лондона… Хотя большая часть строений там из дерева, однако снаружи они довольно красивы и вперемежку с хоромами бояр представляют чудесный вид. Улицы широки и прямы, много обширных площадей; выложен он толстыми круглыми сплошными бревнами… При каждом жилище или боярских хоромах дворы, службы, баня и сад».